Книга Вечный порт с именем Юность - Владимир Казаков

Нельзя взлетать, не пристегнувшись к сиденью ремнями. В воздухе нельзя делать крен больше сорока пяти градусов. Нельзя. Не положено. Запрещается…

Кое-чем из обязательного по инструкции летчики в обычных полетах пренебрегают. Когда очень жарко, один из пилотов снимает наушники или шлем, например. Вроде бы пустяк? Но каждому ясно, что, хоть на время лишившись радиоконтакта с диспетчером, пилот может не услышать важную команду и попасть в неприятную ситуацию. С каждым годом в небе становится все теснее, скорости сближения растут, и важно не только «смотреть в оба», но и отлично слышать друг друга и бдительную Землю.

Пилотам не дают забывать инструкции. Каждый сдает по ним зачеты и перед зимней, и перед весенней, и перед летней навигацией, и еще десятки раз в году по разным поводам. Знакомы они со всякими наставлениями очень даже неплохо, но, увы, не всегда выполняют. И тот, кто это делает постоянно, злостно, – обязательно попадает «на зуб» инспектору во время проверки техники пилотирования, потому что пренебрежение к заведенным порядкам у такого пилота входят в привычку, и как бы он ни напрягал внимание в контрольном полете, все равно что-нибудь упустит и «засыплется».

Много значит, и кто из инспекторов тебя проверяет.

Наташа Луговая поднялась в воздух с Гладиковым. Девушка пилотировала неспокойно, тем более что при последней встрече, когда она нарушила «запретную зону», Гладиков накричал на нее и сделал просечку в талоне пилотского свидетельства.

– Набор энергичней!.. Крен на развороте непостоянный… держите, держите, Луговая! Ну, куда, куда вы затянули второй разворот?.. А высоту кто будет держать? Пушкин?.. Ну, дорогая, ваш полет по всем Параметрам даже на тройку не тянет! – ворчал Гладиков.

Мокрая от напряжения Наташа кисло улыбалась.

– Я же не села еще, товарищ инспектор.

– Боюсь, что тогда, кроме плохой оценки, я ничего поставить и не смогу! – И Гладиков снова завел тягомотину: – Скорость… Обороты лишние уберите – мотор жалеть надо… Пора бы уже и запросить вам посадку… Чего тянете?

Наташа выполнила приказ, хотя с запросом можно было еще и подождать. Гладиков все время хватался за ручку управления и исправлял ее ошибки. Постоянный словесный нажим и дерганье ручки вконец вывели из себя девушку, и ей уже не верилось, что она сможет посадить вертолет. И действительно, неточно рассчитав и неуверенно зависнув около посадочного знака, она так «приложила» машину, что даже тюльпан несущего винта на мгновение опустился почти до земли.

– Приехали? – зло спросил Гладиков и, приставив палец к виску, покрутил его. – Винтом землю пощупать захотелось?

– Идите вы…

– Что-о? Назначаю вам дополнительную тренировку! Проверять буду сам! Вы очень грубы, Луговая!

– А вы зануда, каких и саамский бог не видывал! От вашего пришепетывания и у аса руки опустятся!

– Вон из кабины!

– Мне еще в зону лететь. Не вылезу!

– Техников позвать, чтобы вас вынесли?

– Ладно. Мучайте других!..

Инспектор Квадрат после нескольких полетов, ожидая дозаправки топливных баков вертолета, курил в сторонке. Подошла Лехнова, остановилась рядом. Подумала: «Он теперь вместо Ивана». И всплыл разговор с Воеводиным, когда тот перед отлетом в Монголию вот так же проверял ребят:

– Ну, как дела, Иван?

– Отлично летают ребята. За Богунца не перестаю беспокоиться. Слетал он как надо, но вижу – это другой Богунец, не тот, который летает без инспектора.

– Лих?

– Сегодня очень скромен. Мне даже скучно с ним стало. Не дыми на меня своей поганой «Примой»! – отмахнулась от пахучего облака Лехнова.

– Прости, Галя… Как ты-то?.. Значит, точка! Никакой надежды? К Комарову?

– Осуждаешь, что ли?

– Удивляюсь, почему тянете? Сможешь жить?

– А ты с женой?

– Я же сказал тебе… тогда!

– Ведь ты раньше знал, что на Кольский я за тобой перевелась? Чувствовал. И избегал. Теперь все перегорело. Не стал Иван Воеводин моим, но именно за это теперь я уважаю его намного больше. Вот так-то, Ваня, разлюбезный мой! У тебя чести переизбыток, а меня гордость состарила. Я неприступной королевой себя считала, высокого, чернобрового принца ждала. Потом тебя… Потом, глядь… на королеву-то уж никто глаз не кладет и всерьез за женщину не принимает! Принца своего сама же и убила. Да и был ли он среди вас, бродяг?

– Ожников хотел из меня свата сделать. Давно ты нравишься ему.

– Тоже, нашел принца!

– Ну, а Михаил разве не принц?

– К нему чувство особое. Наверное, больше материнское. Я видела его и в радости, и в горе. Хороший он, очень теплый человечище и… беспомощный. В несчастье беспомощный, в личном. А беды на него как дождь… Тебе сознаюсь: на счет материнского чувства вру я, Ваня. Стесняюсь возраста. Люблю я его! – И вздрогнула от собственного вранья. – Поздней любовью, но она, по-моему, и есть самая крепкая…

– Грустно мне, Галя. Будь мы с тобой посмелее, повыше предрассудков…

– Не надо! Стар ты для меня уже, Иван Иванович!

– Всегда считал – одногодки!

– Так было. Сейчас ты на тридцать пять лет меня старше. К твоим годикам приплюсовался возраст твоих детей…

Воеводин вздохнул, бросил окурок и тщательно затоптал.

– Верно, Галя. Радость моя только в них. Но ты не торопись, подумай. Я ведь скоро вернусь…

* * *

Вернувшись из проверочного полета в зону, Донсков медленно брел вдоль стоянки вертолетов. Думал. Вот уж кончается третий месяц его службы в «Спасательной», а он фактически ничего полезного для людей не сделал. Может быть, и сотворил что-то, но это «что-то» не подержишь на ладони, оно невидимо, неосязаемо. Вот лопасти, которые он поломал в лесу, – видная работа! Три месяца по тридцать процентов из собственного кармана на ремонт вертолета отдай и не греши! И строжайший выговор с предупреждением за аварию вертолета Руссова. А при чем он?

Размышляя, Донсков, сам того не замечая, искусственно разделял себя на пилота и замполита. До сих пор как бы два человека уживались в нем. За первого он не беспокоился, способности второго вызывали большие сомнения. Все, что он делал как политработник, казалось плевым.

Донсков обернулся на шум автомашины и увидел, как из кабины полуторки выпрыгнул Ожников. Движением руки попросил остановиться.

– Спешите, Владимир Максимович?

– Чем могу быть полезным? – сухо спросил Донсков.

– У меня, так сказать, кое-какие вопросы к вам накопились… Поезжай! – крикнул Ожников шоферу. – Сдашь груз, не забудь с пилотов расписку взять! Пошел!

– Чего отправляете?

– Шпильки траковые в район. Наши умельцы выточили по высокому классу точности.